Заместитель главного врача по лечебной работе, заведующая кафедрой поликлинической педиатрии имени академика А.Ф. Тура, профессор  Мария Ревнова рассказала о том, как перенесла коронавирусную инфекцию.

– Это не научная статья или интервью. Это мой рассказ о встрече с вирусом, одна из десятков тысяч таких же «ковидных» историй, каждая из которых имеет свой колорит, – подчеркнула Мария Ревнова.

Про то, как я заболела коронавирусом

– Я, как и тысячи людей, была уверена, что не заболею. Я веду здоровый образ жизни: занимаюсь йогой, каждую неделю на даче хожу в баню. После бани купаюсь в Неве – в последний раз я это делала 6 декабря, когда температура воды была +2 градуса. Кроме того, в моём расписании присутствуют обязательные еженедельные прогулки в лесу по 5-6 километров со скандинавскими палками, сопровождаемые гимнастикой и дыхательными упражнениями.

Конечно, в силу большой нагрузки на работе, я очень уставала. Но внимания на это не

обращала, считая усталость к концу года естественной. Однако в последние две недели перед заболеванием появилась очень сильная гиперестезия кожи (повышенная чувствительность к обычным или даже слабым воздействиям, прим. ред.), которой я тоже не придала значения.

Ходила я всегда в маске – особенно в местах, где собиралось больше двух человек. Естественно, постоянно мыла и обрабатывала руки, соблюдала все гигиенические мероприятия на работе и дома, ела мёд, чеснок, повышала иммунитет и считала себя абсолютно недоступной для коронавируса.

Но сбой всё же произошёл.

Восьмого декабря, встав утром, я поняла, что у меня повышенная температура – 37,3 °С. Это стало причиной не пойти на работу и отлежаться пару дней.

Тем не менее у меня не было даже намёка на тот жуткий упадок сил, о котором в один голос твердили все переболевшие знакомые и коллеги. Я чувствовала себя в неплохо и раз по 5-6 в день измеряла сатурацию, которая стойко показывала 97-98%. Я с радостью об этом докладывала руководству, абсолютно уверенная в лёгкости течения болезни. Однако мыслей выйти на работу уже не было. Я готовила, поливала цветы, слушала аудиокниги, но температура стала медленно расти, поначалу достигая 37,7-37,8 °С. Это меня встревожило, ведь температура у меня с молодого возраста никогда не превышала нормы.

Что я только ни делала, чтобы скорее выйти на работу! В буквальном смысле ставила эксперименты на себе, даже опробовала не утверждённые Минздравом схемы лечения коронавируса, но эффекта от них не было никакого. Температура продолжала медленно, но верно расти.

До 13-го декабря я ещё пыталась пить до одного литра регидрона (раствора для пероральной регидратации, необходимого для поддержания водно-солевого баланса, прим. ред) в день. Однако нарастание кашля, внутреннего холода, невозможность дальнейшей оральной регидратации определили показания к домашним капельницам.

Когда температура поднялась до 38,7°, появилось чувство, что медленно внутри меня ползёт какой-то потусторонний холод, заполняя всё тело. Согреться было невозможно. Потом я уже быстро вынимала градусник, успокаивая себя, что 38,5° — это отлично (хотя уверена, на самом деле было за 39°). А самое странное — это липкий теплый пот, страх неизвестно чего и даже не озноб, а какое-то чувство ползущего у тебя по сосудам инородного холодного тела. Это были мои ощущения, но многие, перенесшие COVID-19, тоже говорили о непонятном жутком потустороннем холоде.

Моя соседка по палате (да, домашнего лечения оказалось недостаточно), прошедшая через реанимационное отделение, вспоминала, что лежала дома с температурой 38,5° и всё время осматривала свои холодные ноги, так как ей казалось, что началась гангрена и они чернеют. Она без конца звала сына (сын врач), который говорил, что ноги тёплые, и нарушений кровообращения не было.

Где-то 13-го декабря организовали мне медсестру. Смелая девочка, не болевшая ковидом, ставила мне капельницы в вены, в которые уже становилось сложно попадать.  После первой капельницы я согрелась, но это был единственный и неповторимый раз дома. Больше капельницы не помогали, хотя я себя убеждала, что всё прекрасно работает и с моим высоким иммунитетом, я неподвластна дальнейшему развитию болезни. Я принимала антибиотики, противовирусные препараты и витамины.

Всё же хочу сделать небольшое отступление от нарастающей тяжести заболевания, и немного рассказать, почему всё же я была столь уверена в своём скорейшем выздоровлении. Дело в том, что много лет я занимаюсь практической психологией, очень люблю книги доктора Валерия Владимировича Синельникова, в частности «Возлюби болезнь свою». К тому же, шесть лет назад мы с мужем написали книгу про причины детских заболеваний «Кот, который знает всё». Эти знания давали твёрдую почву под ноги, что я болеть ну никак не должна. Да я, собственно, практически никогда не болела (за всю жизнь у меня было два больничных). Поэтому мне казалось, что уж кто-кто, а я, не могу заболеть ковидом. Но, как в итоге выяснилось, я ошиблась.

В ночь с 19-го на 20-е декабря пришлось позвать сына, чтобы он посидел со мной, держа меня за руку. Появилось ощущение кома за грудиной и затруднение дыхания, а также нарос кашель с липкой, трудноотделяемой мокротой. С утра сатурация опустилась до 89%, и я, несмотря на весь свой остаточный позитивный настрой, посадила сына за руль, сама села рядом, и уехала в больницу Боткина.

Наверное, первый раз мне было очень страшно, что меня не возьмут в больницу. Я лежала на коленях у сына и ждала вердикта. Потом меня куда-то долго везли на кресле (хоть не на каталке). Помню, как легла поперёк кровати в палате, и вдруг мне стало легко дышать. Оказывается, в носу стояли канюли, в вене катетер, наконец, я согрелась. Появилось непередаваемое чувство, что ты находишься в руках высоких профессионалов. Высочайших! Знающих, как лечить ковид, знающих, что сделать, чтобы убрать жуткий холод, чтобы ушла пневмония и противный липкий кашель, от которого никак не откашляться.

Про отделение

– Конечно, невозможно не рассказать про отделение. Большая двухместная палата: в ней запирается всё, абсолютно все двери на ключах, выйти невозможно. Еду подают через двойной отсек. Меня не покидало состояние комфортного нахождения на межпланетной станции, когда мимо твоего окна по коридору быстро ходят люди в бело-голубых одеждах — и ещё немного, и они взлетят в невесомость. У меня постоянно было стойкое ощущение «Соляриса». Впрочем, в отличие от героев «Соляриса» в отделении страшно уже не было.

Персонал работает как часы: всё чётко, никаких сбоев. Капельницы, уколы, в лечение входят обязательные омепразол, флуконазол, так как все получают дексаметазон в больших дозах. Ежедневно обход врача в лучших традициях нашей отечественной медицинской инфекционной школы: осмотр зева, выслушивание лёгких. Для меня, педиатра, это, конечно, естественный процесс, но чтобы «взрослый» доктор-инфекционист, ежедневно осматривал зев, слушал лёгкие! Я была потрясена. Конечно, в осмотр входило ежедневное измерение сатурации и артериального давления.

Как всегда говорили наши великие педиатры, появление аппетита — это начало выздоровления. В отделении кормили так много и вкусно, что опять мне напомнило нашу традиционную вкуснейшую кухню Педиатрического университета. Были каши, овощи, фрукты, запеканки, мясо, всегда приготовленные очень нежно и вкусно. Каждый день нам выдавали по две-три полуторалитровые бутылки воды на каждого пациента.

Уже когда состояние стало лучше, я стала наблюдать за уборкой. Чёткая маркировка уборочного материала и инвентаря, ежедневная текущая уборка. Раз в неделю перестилали бельё.

Врачи, сёстры, санитары, все выше всяких похвал. Когда я много лет заведовала четвёртым педиатрическим отделением, я всегда говорила, что у меня был подобран коллектив, с которым можно было спокойно идти в Антарктиду на год. В этом отделении коллектив мне очень напомнил мой. Абсолютно все доброжелательные, настоящие сёстры милосердия: Ольга, Людмила, Алла, Даниил, и многие-многие другие, чьих имён я не запомнила. Это люди, у которых для любого больного найдётся всегда слово поддержки. Буфетчицы всегда желали приятного аппетита.

К утру все выглядят усталыми. В СИЗах, с запотевшими стёклами, с влажными бахилами, со стоптанными до дыр носками. Утром в субботу пришла Ольга С. — одна из сильнейших медсестёр отделения, и сказала, что ночью пришлось побегать, но удалось «отдышать» больного 77 лет, которому не хватило места в реанимации. Реанимация забита до отказа.

Из мимолётных высказываний понятна непредсказуемость ковида. На мой вопрос: «Как вы понимаете, что состояние больного, считающего себя полным сил, сейчас ухудшится?» — она ответила: «Какое-то внутреннее чувство беспокойства, которое тебя поднимает посреди ночи и заставляет идти именно в ту палату, где, как потом выясняется, ты необходим. Интуиция, наверное?». Наверное, интуиция. И опыт. И желание помочь людям.

Про реабилитацию

– Ковид непредсказуем. Я пыталась во благо науки немного на себе поэкспериментировать, но, к счастью, вовремя остановилась, чему очень рада. Умные коллеги ненавязчиво советовали ехать в стационар намного раньше, чем в итоге поехала я. Пожалуй, это было ошибкой. Показания к госпитализации определялись, начиная с 14-го декабря: ежедневная температура 38,7° или выше, децентрализация кровообращения, холод, липкий пот, нарастающий кашель, низкий эффект от внутривенного введения стерофундина с глюкозой 700 мл в день. Однако дух экспериментатора одержал верх над разумом.

Фактически, COVID-19 — это тяжёлая непонятная ни этиологически, ни патогенетически инфекция. Однако поражение ЦНС по типу различной степени вовлечения тканей мозга имеется, и никуда от этого не денешься (на себе поняла). Плюс гипоксия разной степени выраженности, интоксикация, сосудистая реакция в виде страшной головной боли. Патогномоничные симптомы единичны, но и они абсолютно разнятся.  Поэтому, каков урон — такова и реабилитация. Ведь многие наши коллеги, переболевшие ковидом весной и летом, до сих пор страдают от последствий.

Поэтому рекомендации, которые очень помогли мне и помогают многочисленным пациентам: ежедневно слушать музыку Моцарта и Баха, например, по полчаса в день в зависимости от подготовки. Слушать ежедневно, как лекарство. Бах – обязательно органное исполнение. Моцарт – обязательно 40 симфония.

Одним из прекрасных средств реабилитации для  пациентов (и детей и взрослых)  является Чаванпраш, аюрведическое средство необыкновенной жизненной силы.

 И последнее. 

– Пожалуй, это чувство жуткого холода останется со мной надолго. Все 10 ночей в стационаре я закрывала шею, боясь, что холод опять полезет под одеяло и поползет по мне.

И тут мне пришла в голову одна мысль: дорогие клиницисты! Посмотрите на наших тяжело больных малышей, они обычно «ёжатся», пытаясь втянуть голову.  И в основном шея у них открыта. Может, им так же холодно?

Но это уже совсем другая история…