25 января будет отмечаться День российского студенчества и День памяти Святой Татианы. Это особенная дата не только для учащихся и профессуры, но и всех, кто вспоминает счастливые студенческие годы с благодарностью к альма-матер. В преддверии праздника священник храма Покрова Пресвятой Богородицы при Санкт-Петербургском политехническом университете Петра Великого протоиерей Димитрий КУЛИКОВ рассказал о своей юности, которая прошла в Политехе, о том, как ему удавалось совмещать учебу в аспирантуре и служение в храме, и о диалоге между наукой и религией.
— Я родился в Ленинграде. Мой папа по специальности физик, после окончания ЛГУ трудился в Физико-техническом институте им. А. Ф. Иоффе, а затем преподавал математику. Он до сих пор работает, будучи на пенсии. Моя мама программист. Интерес к точным наукам у меня был, наверное, заложен с детства: например, я читал журнал «Наука и жизнь», потом обсуждал прочитанное с папой. В школе математика и физика легко давались. Можно сказать, мое отношение к научной деятельности было романтичным. До сих пор, когда помогаю своим детям решать задачи по геометрии, получаю эстетическое наслаждение от красивого решения.
В советское время жизненный путь мне представлялся довольно очевидным. Закончить школу, поступить в институт и, по возможности, в аспирантуру, после чего желательно устроиться на работу в ФТИ. Сначала так и получалось. В старших классах я учился в 239-й школе, одной из лучших в России. Сейчас это президентский физико-математический лицей. Конечно, учеба была сложная, нагрузка отличалась от обычных школ.
— Отец Димитрий, почему вы решили поступать в Политехнический институт?
— Я жил недалеко от Политеха, но был знаком с ним лишь со стороны станции метро, потому что каждый день ездил в школу. В старших классах нам предстояла летняя практика в вузах города. Уже в то время я задумывался о поступлении. Наиболее перспективным направлением обучения для меня была физика полупроводников. С ФТИ были связаны две базовых кафедры: в ЛЭТИ — оптоэлектроники, в ЛПИ — кафедра полупроводников радиофизического факультета. Политех оказался ближе к дому, поэтому именно его я и выбрал для прохождения практики.
На практике мы писали вычислительные программы на маленьких персональных компьютерах, изучали языки программирования. Занятия проходили в первом учебном корпусе на четвертом этаже. Также были экскурсии по институтам и лабораториям.
Признаюсь, я немного сомневался в выборе, куда поступать, между ЛЭТИ и ЛПИ, но как раз в 1988 году в Политехе появился новый физико-технический факультет во главе с Жоресом Ивановичем АЛФЁРОВЫМ. Окончательно развеяло мои сомнения образование новой кафедры физики твердого тела. Ее заведующий Роберт Арнольдович СУРИС сыграл большую роль в моей учебе и научной работе. Он до сих пор продолжает работать в ФТИ.
Кстати, недавно Роберт Арнольдович был героем программы «Дом ученых», которую ведет ректор СПбПУ Андрей Иванович РУДСКОЙ. Я с удовольствием посмотрел, вспомнил о времени, проведенном в Политехе и Физтехе.
— Каким было ваше студенчество?
— На первых курсах была одна учеба, как и в школе: по вечерам, в выходные… А иначе не сможешь хорошо подготовиться. На нашей кафедре было 20-25 человек, из них шестеро — мои одноклассники. Плюс еще несколько человек учились на других кафедрах факультета. Так что с друзьями проблем не было, они остались со школьных лет. Расскажу интересный момент в плане связи Политеха и церкви. Мой одноклассник, который учился на кафедре физики полупроводников, тоже стал священником. И он был моим преподавателем в Санкт-Петербургской духовной академии. Это говорит о том, что среди студентов так или иначе были такие духовные искания.
Если возвращаться к учебе, то большое впечатление оставила военная кафедра. Мы ездили на сборы, было интересно. Вход в военную кафедру был прямо здесь, рядом с тем местом, где мы с вами сейчас сидим, в коридоре мы строились, в этом помещении (показывает ближайшую дверь) был наш класс. Посреди храма располагалась ракетная установка.
На студенческой практике я занимался полупроводниковыми лазерами, которые тогда были в диковинку. Сейчас лазерные указки продаются везде, а в те годы их делали в лабораториях ФТИ, Жорес Иванович Алфёров презентовал их выдающимся людям.
— Давайте поговорим о вашей научной деятельности.
— На 3-4 курсе нас распределили в конкретные лаборатории и к конкретным руководителям, у которых мы должны были писать дипломы. Я попал в Сектор теоретических основ микроэлектроники, где заведующим был уже упоминавшийся Роберт Арнольдович Сурис. Точнее, не к нему самому — моим руководителем на протяжении многих лет был Юрий Владимирович ТРУШИН. Буквально за несколько лет до этого было обнаружено явление «высокотемпературная сверхпроводимость». Мы исследовали с помощью компьютерного моделирования, как облучение влияет на структуру сверхпроводников и, следовательно, на их свойства.
Дальше я пошел в аспирантуру на той же кафедре, с тем же руководителем. Защитил диссертацию в 1998 году. Научная деятельность продолжалась даже когда я стал священнослужителем, но, можно сказать, уже по инерции. В Евангелии Иоанн Креститель сказал о Христе: «Ему надлежит возрастать, а мне умаляться». В этом случае есть прямая аналогия: научная деятельность потихонечку умалялась, а деятельность священнослужителя возрастала. В итоге в 2000-е годы все пришло к логическому концу.
— И вы остались с Политехом, но не в качестве сотрудника, а служа в храме Покрова Пресвятой Богородицы…
— Примерно в середине моего обучения, в 1991-1992 годах, у меня возникли духовные искания, я стал задумываться о смысле жизни, прочитал Евангелие, другие книги. Как я уже говорил, в советское время путь был предопределен: школа, институт, аспирантура и работа… Мне стало интересно, а что дальше, зачем это?
— Приносить пользу обществу?
— Принес человек пользу обществу, а после этого что? Не зря мои сомнения возникали, я думаю, меня Господь призывал. Это, можно сказать, чудо, что эти мысли появились именно в это время, когда военная кафедра уходила, а церковь приходила. Ведь еще летом 1992-го в этих помещениях я сдавал выпускной экзамен на военной кафедре, а весной 1993 года храм уже открылся. В моей душе все всколыхнулось. Хорошо помню эти апрельские пасмурные дни. Тогда я зашел сюда ради любопытства. Потом пришел на Пасху, посмотрел на Крестный ход и ушел. А после этого стал регулярно заходить в храм, в том числе на службы, еще не очень понимая, почему. 12 июня 1993 года меня с одногруппником крестил отец Александр. Я в первый раз причастился. И продолжал ходить в церковь уже крещенным человеком. А далее отец Александр, который в то время служил один, даже без дьякона, обратил на меня внимание и пригласил в алтарь помогать ему за службой.
— Расскажите, как настоятель храма протоиерей Александр Сергеевич РУМЯНЦЕВ стал вашим наставником.
— У нашего батюшки очень развита педагогическая жилка: любит привлекать молодых людей к труду, к помощи на богослужениях, чтобы они во время работы духовно росли. Почти все наши священнослужители пришли таким образом: в храме только закончился ремонт, впереди было еще много работы, и помощь молодых людей была как раз кстати. Постепенно мы оказались полностью вовлечены в жизнь церкви. Значение отца Александра в нашей жизни очень важно, он наш духовный отец. Мы с ним советуемся в разных ситуациях, ему исповедуемся, он оказал огромное влияние на становление нас как христиан и как священнослужителей. И что важно, у него есть к этому призвание, он может влиять на души, не навязывая, а постепенно, в ходе жизни, труда, службы.
В науке существует такое понятие, как научная школа. Есть выдающийся ученый, который воспитывает своих настоящих и будущих коллег, вместе они продвигают какое-то направление науки. А здесь, можно сказать, церковная школа. Отец Александр пришел в храм, будучи молодым человеком, сознательно встал на путь служения Богу. Он обучался в Санкт-Петербургской духовной семинарии и академии, впитал в себя традиции петербургского богослужения, идущие в том числе и от приснопамятного митрополита Никодима. Они заключаются, в частности, в том, что богослужение не затянутое, но и не быстрое, человек не успевает расслабиться, он сосредоточен, но не до усталости. В условиях городского богослужения это очень важно, так как жизнь горожан динамичная. От отца Александра такие традиции богослужения передаются дальше, нам. Это очень важно.
— Вы совмещали служение в церкви с учебой в аспирантуре?
— Да, была возможность. Со временем я стал чтецом в церкви, а 25 мая 1997 года — дьяконом. Для меня особо ничего не изменилось: принимал участие в службах и продолжал заниматься в аспирантуре, а после — работать в ФТИ. Потом поступил в духовную семинарию на заочное отделение, закончил уже по новой системе бакалавриат и магистратуру. В свое время отец Александр очень даже советовал закончить аспирантуру: «Раз ты трудишься, то трудись». Он вообще всегда ратует за образование, научную деятельность.
— Я знаю, что отец Александр имеет церковные и общественные награды, а в мае этого года был модератором семинара «Теология в контексте научно-технического развития», который состоялся в Политехническом университете.
— Такой семинар проходил впервые, на нем люди науки и религии обсуждали взаимодействие и общие проблемы. Среди его участников был, например, Григорий СОКОЛОВСКИЙ, сотрудник ФТИ, доктор физико-математических наук, который часто заходит помолиться в наш храм. Мы с ним учились в параллельных классах в 239-й школе, он выпускник кафедры ЛЭТИ, куда я не стал поступать.
— А вообще, среди прихожан храма много людей из научной сферы?
— Да, конечно, такие есть, но нельзя сказать, что их очень много. Среди них есть и преподаватели из Политеха, Физтеха, некоторых я знаю лично. Ученому сложно прийти к вере. На мой взгляд, есть объективная причина, касающаяся исторических событий в нашей стране. До революции человек знал о вере, ходил в церковь, мог принять или отвергнуть, это был его сознательный выбор. В советское время человек об этом не знал, поэтому ему гораздо сложнее прийти к вере.
Есть еще причины, которые, как мне кажется, затрудняют путь ученого к вере. Во-первых, ученые — умные люди, обладающие талантом. Я употребляю слово «талант» в значении «богатство ума». В Евангелии сказано: «Трудно богатому войти в Царство Божие». Когда человек чем-то богат — а речь необязательно о материальных богатствах — когда человек богат талантом, он самодостаточен, много знает и делает, у него много жизненной силы. Ученый все время занят полезным делом, вопросы о смысле жизни не возникают, ему не требуется что-то такое свыше. Может, потом потребуется… И второй аспект — критический ум. Ученый привык все подвергать сомнению, размышлению, анализу. Ему нельзя просто сказать, что есть Боженька на небе. Он начнет спрашивать «а что?», «а как?», «а почему?» и т.д.
— Возвращаясь к семинару. Вы выступили с докладом «Наука и богословие: различия и точки соприкосновения». Насколько актуальна тема диалога между наукой и религией? Среди ученых есть тенденция противопоставлять научное и религиозное мировоззрения. Как вы считаете, могут научный и богословский подход к миру сосуществовать вместе?
— Наука и религия, богословская наука, можно сказать, находятся немного на разных полюсах. Наука изучает и описывает точными математическими формулами объект. Например, наука объясняет свет как волну, которая имеет характеристики. Мы выступаем в роли субъектов, которые занимаются изучением объектов. В богословии с точностью наоборот. Есть нечто выше нас, Создатель, Творец, который создал нас, и мы не можем его изучать. Мы можем получать некие знания, которые он считает нужным нам открыть. И здесь невозможен анализ, разложение на характеристики, потому что Творец так создал. Эти разные подходы к изучению мира могут дополнять друг друга в человеке, ведь человек — разностороннее существо. Ученый талантлив в науке, и было бы хорошо, чтобы он видел мир немного с другой стороны. Это первое, что важно.
Второй значимый момент: в науке порой возникают этические вопросы. Явный пример — ученые создали атомное оружие, а потом задумались, что с этим делать. Сейчас ведутся исследования в области клонирования человека, выращивания стволовых клеток, искусственного интеллекта. Важно понимать, к чему это приведет. Чтобы ответить на этот вопрос, требуется не просто исследование, а этическая оценка этого исследования, что мы можем сделать, а что нет. Согласно крайней точке зрения в науке, если мы можем провести какой-либо эксперимент, значит, мы должны провести этот эксперимент. А человеческий опыт нам говорит, что есть какие-то этические научные пределы. Например, мы не можем проводить опыты на людях.
Поэтому взаимодействие науки и религии, богословия необходимо. Понятно это многим или не понятно, но это необходимо. И наше обсуждение на семинаре было как раз об этом.
— То есть научный и религиозный взгляды на мир не противоречат друг другу?
— Я не понимаю, а почему это противоречие? Как-то искусственно сформулировано, нет никакого противоречия. Есть люди неверующие, но это их личный выбор, а вовсе не внутреннее противоречие науки и религии.
— Я не раз замечала, что в наш храм ходит много студентов. Среди них наверняка есть те, кто в будущем свяжет свою жизнь с наукой. Думаю, для них научное и религиозное мировоззрения вполне сочетаются. Интересно, нынешние студенты отличаются от ребят в годы вашей учебы в Политехе?
— Мне кажется, что люди сами по себе мало меняются от поколения к поколению. Конечно, влияют внешняя обстановка, общественные ситуации, научный прогресс. Если говорить о студентах, то во все времена были такие, у кого горят глаза, кто хочет выучиться и развиваться дальше, а есть те, кто зашел в университет и вышел из него дальше гулять по жизни. Наверное, то же касается и веры: есть молодые люди ищущие, которых внутренне что-то беспокоит, а есть те, кому это не интересно. Вообще, к религиозной жизни приходят в уже сознательном возрасте, когда появляется опыт, мысли о будущем. Конечно, молодые люди посещают церковь, хотя хотелось бы больше. Но, можно отметить, что мы наблюдаем на службах много детей, а это хорошо и важно. Для церковного человека важно за детей молиться. Это труд родительский, можно сказать, обязанность. Молитвой мы пускаем Бога в жизнь свою, и своих детей, и Господь действует в этой жизни. Причем важны молитвы не только по молитвослову, но и своими словами, это проявление своей личной веры к Богу, доверия. Мы обращаемся к Богу за вразумлением, помощью, здравием.
— Наша церковь много взаимодействует со студентами Политеха, проводятся мероприятия, встречи. Стараниями отца Александра в университете выступают митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий и другие представители духовенства.
— При храме действует община студентов, у которых есть стремление общаться, узнавать новое, при этом приносить пользу, трудиться. Они участвуют в благотворительных акциях, до пандемии регулярно посещали больницы, ездят на экскурсии в другие города и охотно принимают гостей у себя. Привлекают своих друзей к помощи. Порой общение происходит в игровой форме, например, им очень нравится «Что? Где? Когда?». Со студентами часто встречается отец Александр. И другие священнослужители с удовольствием участвуют в этих беседах, нам интересно что-то сказать, спросить. Ну и можно добавить, что в храм достаточно часто заходят молодые люди, чтобы исповедаться или побеседовать, иногда даже, знаете, с некоторым вызовом, задиристостью, свойственной молодым.
— То есть храм открыт к диалогу с каждым нуждающимся?
— Конечно, это же наша служба. Если что-то случилось, то помочь, поддержать — это обязанность священнослужителя, попечение о душе. Я по своему опыту помню, как неуверенно чувствовал себя в первые посещения церкви. Смотрел за другими, повторял и постепенно впитывал. Отношение к людям невоцерковленным, которые редко приходят в храм и не имеют знаний, должно быть снисходительным, любвеобильным, должно быть желание человеку помочь. Это обязанность не только священника, а каждого — воспринимать человека как ближнего, следуя Евангелие, по силам, по возможностям своим чем-то помочь. Так что двери нашего храма открыты всем: студентам и сотрудникам Политеха, жителям и гостям нашего города.
— В преддверии праздника Святой Татианы, покровительницы студенчества, что бы Вы хотели сказать нынешним молодым? Дайте некое напутствие всем учащимся Политехнического университета.
— Задумываться. Об этом я говорил в начале беседы. Нужно почаще задумываться о смысле жизни. В молодое время много сил, эмоций, энергии. А к чему это приведет, чего человек хочет добиться? И если он добьется, что будет после этого? К чему человек в этой жизни предназначен? Ставить такие вопросы перед собой время от времени, и это, мне кажется, поможет уберечься от каких-то мировоззренческих ошибок. В молодом возрасте не принято об этом задумываться. Например, есть праздники светские, мы недавно встретили Новый год, порадовались и всё, он прошел. А есть праздники духовные, например Рождество, в котором есть смысл — родился Бог. В нашей жизни есть смысл. И нужно попытаться найти ответ, а какой смысл есть в моей жизни.